Хотел написать про Касьянова. Но по телевизору показали старого-доброго горинско-захаровского "Мюнхгаузена" — и как-то меня унесло совсем в другую степь.
Не секрет, что Шварц и Горин нынче — живее всех живых (так же, как и Владимир Сорокин). Кстати, о Горине…
Мало кто знает, что культовый драматург либеральной интеллигенции Григорий Горин при жизни дружил с самым злым и языкастым патриотическим публицистом (постоянным автором газеты "Завтра") Владимиром Бушиным. Соседи по даче Бушин и Горин были страстными собачниками. В том смысле, что опекали целую свору уличных жучек и барбосов — кормили, принимали роды, пристраивали щенков. На "птичьем рынке" (близ Таганки) время от времени можно было наблюдать "картину маслом": на раскладной табуреточке сидит Горин, на коленях у него — лукошко с теплыми пушистыми комочками. Рядом стоит худой, седой, колюче-бородатый Бушин в огромных очках. В его костлявых пальцах — по щенку. Кричит: "А вот кому щенков от известного драматурга Горина?!!" Отдавали щенков даром. В "хорошие руки". Умер Горин аккурат в тот момент, когда Гор проиграл Бушу президентские выборы в США. Гор(ин) ушел, Буш(ин) — остался… Об этом дурацком совпадении как-то неловко помнить. Но я почему-то помню.
Вернемся к горинскому "Мюнхгаузену". Я всегда считал его, в первую очередь, тонкой и острой сатирой на застой. А ведь нынешняя сорокинская быль покруче горинской фантазии будет. Поэтому я уселся перед телевизором без внутреннего трепета. Не чая подвоха. Но Горин не подвел: под легким сатирическим пеплом в "Мюнхгаузене" нашелся чертовски жгучий аленький цветочек. Не в мастерских диалогах или монологах (один Кваша-бургомистр чего стоит!). Он оказался вшит в сам сюжет. Чтобы его разглядеть, давайте вспомним — о чем, собственно, фильм.
Имеется барон-нонконформист и многоликая Система. Между ними конфликт. Системе нужен покой и предсказуемость. Барон хочет оставаться самим собой и Марту. Система предлагает сделку: возьми Марту и стань садовником Мюллером. Барон соглашается и… теряет Марту, ведь ей садовник без надобности, ибо он не барон, а она любит барона.
Стоп! Давайте подведем промежуточные итоги.
Перед нами идеальная модель "Система сожрала нонконформиста". Как? Очень просто! Во-первых, он сам позволил поставить себя в зависимость от внешних арбитров. Помните, как слуга Томас признался: мол, 32 мая ему не особенно в кайф, так как зарплату он получает первого числа? И барона это расстроило!.. Это пережил каждый "несогласный", когда открыл для себя страшную правду: твое "32 мая" никого, кроме тебя самого и узкого круга твоих единомышленников, не радует. Все, в конечном счете, ткачихи лапшины — все, так или иначе, "ткут молескин". И так было всегда. Просто ты об этом узнал только сейчас…
Во-вторых, барон слишком хотел Марту. А ведь Системе, в общем-то, наплевать, с кем барон спит — с Мартой, Якобиной или с плюшевым мишкой. Бросить собаке кость и заставить ее думать, будто она (собака) ее выиграла в честной борьбе — это ж так просто!.. Рамзан Кадыров, "увековечивший" память псковских десантников в Грозном — шикарная иллюстрация! На дурака (хвастуна), действительно, не нужен нож. Ему с три короба наврешь (немного подпоешь) — и делай с ним что хошь!
В итоге, барон-садовник остался у разбитого корыта: цветочная "капуста" не радует, "смысл жизни" по имени Марта потерян. В чем глубинная причина его фиаско? Он действовал, не разобравшись как следует в мотивах и ценностях. А если дом пуст и не охраняется, его хозяином становится первый встречный. Так Система убедила барона, что чудил он для других и что самое главное для него — жениться на Марте. Барону нечего было на это возразить, он ведь, в конечном счете, не знал точно, зачем чудил, и роль Марты в своей жизни определял в полном соответствии с европейской романтической традицией. Его взяли голыми руками. Естественный финал тут — суицид. Мгновенный или растянутый во времени (спился, опустился, сдох под забором, как пес). К этому и шло. Пока Томас в оранжерее не признал-таки "воскресшего" барона садовником Мюллером и не повернулся к нему спиной…
Это — ключевой момент. Может показаться, что герой Олега Янковского обиделся. Но на что? Он же сам настаивал, что он — не барон, а садовник. Слуга лишь исполнил просьбу, которую… не должен был исполнять! Когда барон услышал в свой адрес "садовник Мюллер", он мгновенно все понял. Выяснилось, что он "играл в Мюллера", на самом деле, не отождествляя себя с ним. Более того, не допуская мысли о том, что такое отождествление возможно.
Так барон определился со своей главной ценностью — оставаться самим собой. Слоновья туша Марты нехотя потеснилась — нашлось-таки нечто поважнее ее. Впрочем, для окончательного развенчания Марты потребовалась измена…
Затеянная бароном "самореставрация" наткнулась на сопротивление Системы, не сопоставимое по ожесточению с тем, что в свое время его сломило и загнало в оранжерею. Но и барон был уже не тот. Он больше не зависит ни от чего внешнего. В том числе и от судебного решения. Признают его бароном люди или нет — не важно. Важно, что сам для себя он барон, и поступки его — это поступки барона, а не садовника. Теперь даже возвращение Марты — ничего не значащая мелочь, почти рутина. Ну да, вернулась. "Куды ж она, курва, денется — конечно, Даян!" — как говаривал герой "Москва-Петушки".
За Мартой очень интересно наблюдать на отрезке между появлением в суде и признанием про "неправильный порох". Она продолжает исходить из того, что "их любовь" — абсолютная ценность. И для нее, и для барона (оно и понятно, ее ж Томас "господином Мюллером" не обзывал!). Кроме того, в представлении Марты барон полностью реабилитирован самим своим выходом из подполья. Типа он уже доказал ей, что "достоин ее любви" — чего же боле? Она еще не поняла, что "ее номер шестнадцатый". Но ничего, скоро поймет…
Итак, Марта его предает — публично признает барона "сумасшедшим садовником" и получает гарантию "легких ушибов на почве подмоченного пороха". Для полубарона-полусадовника (каким он был до прихода Томаса) это — верх мечтаний. Еще бы! Все остается по-прежнему, плюс Марта вернулась! Вроде как, ему нужно "соглашаться на садовника" и поскорее тащить новообретенную Марту в оранжерею. Но барон уже другой. Другая иерархия ценностей. В ней жерло орудия выше вагины Марты. Собственно в ней только это жерло и есть. Именно оно — залог окончательного и бесповоротного утверждения мюнхгаузеновской самоидентификации. То, что баронское тело при этом может пострадать — ничего не значащая мелочь.
Роскошная сцена под пушкой! Марта продолжает считать, что она для барона главное и говорит "на прощанье" всякую ерунду "из романов": "Люблю! Трамвай куплю!" И так далее. "Буду верна тебе!" — это уже перебор (разгневала барона своей тупостью)… Но вот она на мгновение забыла про себя, взглянула на ситуацию глазами барона (новыми глазами) и… "Они хотят помешать тебе! Они намочили порох!"
Вот!
Что, собственно произошло? Для самого барона ничего не изменилось (он же не знал о "подмоченности"). Но изменилась Марта. И, самое главное, изменились условия поединка барона и Системы. Система впервые начала терять контроль над ситуацией. Публичное убийство не входило в ее планы. Но прежде, чем окончательно перейти в разряд статистов, Система делает последний отчаянный "финт ушами" — признает барона бароном.
Это самое страшное искушение. Искушение победой. Действительно, ведь он, вроде бы, получил все, что хотел. Преодолел отчаянное сопротивление превосходящих сил противника и вырвал для себя статус героя и победителя.
"Присоединяйтесь, барон!" — предлагает многоликая Система. И вроде бы невозможно отыскать аргументы против. Уже не садовник, а барон. Но мы все равно чувствуем, что нет ни одного шанса на то, что барон "присоединится". Ни одного! А, собственно, почему?..
Здесь Горин, опережая своего героя, забрался в такую ментальную высь, что у меня, честно говоря, голова немного кружится. Но… продолжим.
…Итак, барон говорит "нет" и идет к заветному жерлу. Вернее, к ступенькам веревочной лестницы (это важно!).
Об этом довольно трудно говорить словами. Одно можно утверждать совершенно точно: понимание пришло к барону ровно в тот момент, когда он убил в себе последние следы серьезности — то есть, освободился от ценностей.
Марта к этому моменту его уже не тяготила. "Под нож" пошла заветная самоидентификация — он перестал зависеть не только от того "кем почитают его люди", но и от того, кем он почитает себя сам…
Много лет спустя Гай Ричи в кинофильме "Револьвер" вложил в уста антигероя мистера Мака паническое: "Он просто смотрит!" ("он" — это Джейк Грин, новейшая британская версия барона).
А еще там говорится: "Изменив ситуацию с тем, кто контролирует тебя, ты сможешь изменить ситуацию тем, что контролируешь ее сам".
Приняв победу из рук Системы, барон автоматически признал бы за ней право на контроль. В условиях, когда сохранение (или обретение) свободы требует не только переоценки ценностей (это барон уже сделал), но и отказа от ценностей как таковых, он без колебаний выбрал свободу. И тем самым взял ситуацию под контроль.
Горинский призыв "Улыбайтесь, господа!" только на первый взгляд кажется чем-то легковесным. На самом деле, эти простые слова страшно — почти неподъемно — нагружены содержанием. Сам Горин, прижимая к груди лукошко со щенками, наверняка, улыбался…
Между тем, пушку зарядили самым настоящим сухим порохом ("Уж рванет, так рванет!" — пообещал вмиг помолодевший Томас), а фитиль обязалась подпалить обалдевшая от пережитого Марта. Неужели действительно "надо убить человека, чтобы убедиться в том, что он — живой"?
Гениальная находка Захарова — бесконечная лестница, ведущая на небо — легко и непринужденно снимает этот вопрос, еще мгновение назад казавшийся трагически неразрешимым. Не отвечает на него, а именно снимает.
Дело в том, что барон, карабкающийся на Небо — состояние ничуть не более транзитное, чем человеческая жизнь как таковая. Жизнь — тоже движение. Только в унылой горизонтали.
Сознательный переход в вертикаль — это отказ от человеческого (слишком человеческого) в пользу Божьего. А у Бога один миг, все равно что тысяча лет, и тысяча лет — как одна секунда ("На небе и на земле время летит не одинаково, — говорит барон. — Там проходит мгновенье, здесь проходят века. Все относительно. Впрочем, это долго объяснять...").
Получается, что вставший на путь освобождения барон автоматически выходит и из-под "юрисдикции" пространства-времени. Он больше не здесь и сейчас. Он всегда и везде… Не зря, ой не зря патриарх Яков лестницу видел во сне, а баронскую "вдову" звали Якобина!
…Уф! А ведь еще вчера я в этом фильме видел только "сатиру с элементами житейской мудрости".
Воистину, заборист ты, План Путина! Неисповедимы Пути Твои! И бремя Твое легко!
Так вот. Насчет Касьянова. Думаю, с ним все ясно. Но важно не это. Важно, чтобы ему все было ясно с собой. Пусть пересмотрит "Тот самый Мюнхгаузен", подумает. Все, что с ним происходит последние 3 года там довольно подробно разобрано…
Понятно, что вариант "Касьянов побеждает на президентских выборах и проводит масштабную санацию, избавляя страну от основных "достижений" путинщины" — очень хороший вариант.
Касьянов — был и остается человеком Системы. Возможно, она его скоро вернет в строй (мы все от этого выиграем — за счет общей гуманизации и улучшения качества управления). Возможно — нет, и он уйдет из политики так же неожиданно, как пришел в нее в 2005-м (когда перестал откликаться на "садовника Мюллера").
Сейчас его мурыжат в суде. Впереди — "следственный эксперимент" и предательство Марты...
Улыбайтесь, Михаил Михайлович!
Улыбайтесь!
Вы можете оставить свои комментарии здесь
