Впроголодь – учим всех экономике, земледелию, в буре национальных конфликтов – дружбе народов, в буре социальных конфликтов – социальной справедливости...
Юрий Кашук, рецензия на "Краткий словарь по научному коммунизму", 1989 г.
Нам остается ответить на один вопрос: что было бы с Россией, если бы Ильич не проявил такую, мягко говоря, гибкость, а немцы не подсуетились и не доставили его в Питер, не снабдили деньгами, не подкупили латышских стрелков? Или, короче говоря, не сделали бы все необходимое, чтобы большевики во главе с Лениным смогли поднять валявшуюся в грязи власть в России?
Раскол в просвещенном обществе...
Это сделало бы, вероятно, но несколько позднее, российское офицерство. Вот о чем в своей книге "Россия. Век ХХ" писал русский почвенник Вадим Кожинов: "В Красной армии служили...около 43 процентов наличного к 1918 году офицерского состава, в Белой же – 57 процентов... Но особенно выразителен тот факт, что из самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии – корпуса офицеров Генерального штаба – в Красной армии оказались 639 (в том числе 252 генерала) человек, что составляло 46 процентов – то есть в самом деле около половины – продолжавших служить после октября 1917 года офицеров Генштаба... Итак, почти половина лучшей части, элиты российского офицерского корпуса служила в Красной армии!"
Может быть, офицеров вынудили служить красным под страхом смерти? Но вот еще одна выразительная цифра (там же): "Было точно подсчитано, что 14390 офицеров перешли из Белой армии в Красную". Этих-то уж точно никто не вынуждал.
Что служили не за страх, а за совесть, говорит и приводимый Сергеем Кара-Мурзой ответ на обвинения со стороны "белых" однокашников бывшего начальника штаба верховного главнокомандующего русской армии генерала М.Д. Бонч-Бруевича: "Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в ее прошлом и будущем".
Запомним эту убежденность русского генерала: иностранцы – враги России не только в прошлом и настоящем, но и на все будущие времена, присно и вовеки веков. Как это перекликается с убеждением русского почвенника и наследника черносотенцев Вадима Кожинова: "...противостояние Запада (включая США) и России неустранимо".
Но почему это половина офицерского корпуса России встала на сторону большевиков, которые своей Октябрьской революцией, казалось бы, добивали Историческую Россию? Ведь подавляющая их часть были выходцами из просвещенных кругов общества.
... И неожиданная смычка там, где ее не ждали
Вот-вот, в этом-то все и дело: само это общество было точно так же расколото. Причин этого мы уже немного касались в той из статей цикла, которая имела заголовок "Евреи в Октябре". Там говорилось о неожиданном сходстве идей большевизма и черносотенства, а шире – всей консервативной части общества.
Здесь мы углубим эту тему. В России в 90-е годы прошлого века, особенно в их начале, когда казалось, что наконец-то Россия вот-вот перейдет на тот путь, с которого Ленин сбил страну, публиковалось много материалов по этой теме.
Профессор Инар Мочалов в 1992 г. в статье с заголовком "Великая Вандея" писал: "Октябрь был безусловно революционен по своей форме, способам решения задач... Однако за революционной формой Октября скрывалось контрреволюционное, нередко по сути своей черносотенное содержание".
Известный в 90-е годы экономист Евгений Сабуров в статье под заголовком "Всему нужен хозяин" в 1993 г. писал: "Контрреволюция 1917 года была направлена против политических и хозяйственных реформ начала века". Ему в статье под заголовком "Национал-капитализм" от 1994 г. вторил социолог Алексей Севастьянов: "Так называемая Великая Социалистическая революция оказалась на поверку феодально-бюрократической контрреволюцией, направленной против буржуазно-демократической февральской революции, против больших, но непрочных успехов капитализма в России".
Обратимся к свидетельствам непосредственных очевидцев событий Октября. В уже цитированной статье профессор Мочалов рассказывает: "В отечественной демократической печати (от либеральной до социалистической включительно) конца 1917 – первой половины 1918 годов, пока большевики не заткнули ей окончательно рот, высказывалась точка зрения: Октябрь по сути своей и по своим следствиям был переворотом сугубо контрреволюционным, положившим начало российской Вандее". Мочалов приводит также мнение крупнейшего российского ученого В.И. Вернадского, высказанное в статье от ноября 1917 года: "Между большевизмом и черносотенством есть тесное внутреннее сродство. Сродны их основания, сродны приемы, сродны и результаты, к которым ведет их деятельность".
Николай Бердяев в изданном в 1918 г. сборнике статей российских мыслителей "Из глубины" писал: "Достоевский ошибся, в русском народе не оказалось противоядия против антихристовых соблазнов той религии социализма, которую понесла ему интеллигенция... В типичном народнике Шатове перемешаны элементы революционные с элементами реакционными, „черносотенными“. Такими Шатовыми полна русская революция: у всех них не разберешь, где кончается их крайняя левость и революционность и начинается крайняя правость и реакционность. Они всегда враги культуры, враги права, всегда истребляют свободу лица. Это они утверждают, что Россия выше цивилизации и что никакой закон для нее не писан... В России все должно быть коллективным, массовым, безличным".
Отмечу только, что Бердяев был неправ: как вы увидите в данной статье ниже, Достоевский все это видел.
И ограничусь еще только одной выдержкой из вышедшей в 1937 году работы Бердяева (понятно, что в эмиграции) "Истоки и смысл русского коммунизма": "Ленин соединил в себе две традиции – традицию русской революционной интеллигенции в ее наиболее максималистских течениях и традицию русской исторической власти в ее наиболее деспотических проявлениях... Как это парадоксально ни звучит, но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма, первым явлением было Московское царство, вторым явлением петровская империя".
Но так лихо, как Сергей Кара-Мурза в своем эпохальном труде "Советская цивилизация" (большим поклонником которой он был), контрреволюционную сущность большевизма никто не вскрывал. Он писал: "Царя свергали генералы и стоящие за ними масоны-западники, а не большевики. Февральская революция – революция западников и главный ее смысл был в расчистке поля для финансово-торгового капитала... Большевики в Февральской революции не принимали никакого участия... Ленину и не пришлось бороться с монархистами, их как реальной силы просто не было. Гражданская война была „войной Февраля с Октябрем“.
Тут, надо признать, сильно подгадила и официальная советская пропаганда, которая для простоты сделала из слова „революция“ священный символ и представляла всех противников Ленина „контрреволюционерами“... Большевики, как вскоре показала сама жизнь, выступили как реставраторы, возродители убитой Февралем Российской империи – хотя и под другой оболочкой".
"Главная заслуга советского государства, а в нем – именно Ленина, состоит в том, что оно сумело остановить, обуздать революцию и реставрировать Российское государство... Поворот к „обузданию революции“ происходит у Ленина буквально сразу после Октября, когда волна революции нарастала". Вот это революционеры: в Февральской революции участия не принимали, а захватив власть в октябре, тут же взялись "революцию обуздывать"...
Еще лучше контрреволюционную сущность октябрьского переворота Кара-Мурза выразил в статье "Советский Союз – Россия в ХХ веке": "Октябрь открыл путь продолжению Российской государственности от самодержавной монархии к самодержавному советскому строю минуя государство либерально-буржуазного типа".
Главное во всех российских пертурбациях – любой ценой не дать увлечь себя на ненавистную либерально-буржуазную стезю: потому и Октябрьский переворот совершили, и ныне реформы проводят по принципу "шаг вперед, два шага назад".
Так все же: если бы не ленинская гибкость?...
...то он бы продолжал, в лучшем случае, неистовствовать в Цюрихе, засыпая товарищей по партии в России требованиями немедленно брать власть, а те, держась за устаревшую догму и не имея необходимых денежных ресурсов, продолжали бы свою соглашательскую политику по отношению к Временному правительству. А правительство это, потеряв последние остатки своей власти, уже и свергать не надо было бы: оно, бессильное, само бы разбежалось. Армия и города остались совсем без хлеба. И что тогда?
Тогда повторился бы Корниловский мятеж, только в гораздо большем масштабе. В дело вступила бы та самая, настроенная на твердую власть, половина офицерского корпуса. Отыскали бы и возвели на престол кого-то из Романовых, сформировали правительство из консервативных политиков. Первыми его решениями были бы восстановлены полиция и жандармерия. Не исключено, что в России утвердился бы режим, пожестче того, что был до 1917 года.
Жертв было бы много, но все же не столько, как при большевистской власти. Да что там, уцелели бы и сами многие большевики, которые при своей власти жили не слишком долго.
Но что же это выходит: Россия при любом варианте развития событий – с помощью немцев или без нее – суждено было остаться самодержавной страной? Почему?
Беглый экскурс в историю России
Главными истоками российского менталитета стали Золотая Орда и Византийская империя. Русский философ, богослов и публицист Георгий Федотов в статье "Россия и свобода" писал: "Мировоззрение и психология русского человека сложились в Московском царстве, которое унаследовало свой строй и характер от Византии и Золотой Орды".
Конкретно: "Византинизм есть тоталитарная культура, с сакральным характером государственной власти, крепко держащей Церковь в своей не слишком мягкой опеке. Византинизм исключает всякую возможность зарождения свободы в своих недрах... Двухвековое татарское иго еще не было концом русской свободы. Свобода погибла лишь после освобождения от татар... В самой московской земле вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани. Не извне, а изнутри татарская стихия овладевала душой Руси, проникала в плоть и кровь. Это духовное монгольское завоевание шло параллельно с политическим падением Орды".
Не так страшно было татаро-монгольское иго, как все усиливавшаяся деспотия в самом Московском княжестве, которая поначалу оправдывалась необходимостью освобождения от ига, для чего надо было собирать русские земли. А они не очень хотели собираться, и деспотию пришлось еще усиливать. Словом, когда от иноземного ига освободились, свое, родное, оказалось даже покрепче. А потом, привычка собирания земель как-то уже привилась, и захотелось собирать дальше, уже нерусские земли. Княжество превратилось в царство, царство стало перерастать в империю...
Федотов далее сообщает: "Только крайним и всеобщим напряжением, железной дисциплиной, страшными жертвами могло существовать это нищее, варварское, бесконечно разрастающееся государство. Сознательно или бессознательно, народ сделал свой выбор между национальным могуществом и свободой. Поэтому он несет ответственность за свою судьбу".
В итоге: "Все сословия были прикреплены к государству службой или тяглом. Человек свободной профессии был явлением немыслимым в Москве – если не считать разбойников... Крепостная неволя крестьянства на Руси сделалась повсеместной в то самое время, когда она отмирала на Западе, и не переставала отягощаться до конца XVIII столетия, превратившись в чистое рабство. Весь процесс исторического развития на Руси стал обратным западноевропейскому: это было развитие от свободы к рабству". И вот какой в этих условиях выработался народный характер: "Свобода для москвича – понятие отрицательное: синоним распущенности..."
Принято считать, что с Петром I Московский период русской истории закончился, но, читаем у Федотова: "Москва не просто двухвековой эпизод русской истории – окончившейся с Петром. Для народных масс, оставшихся чуждыми европейской культуре, московский быт затянулся до самого освобождения (1861 г.). Не нужно забывать, что купечество и духовенство жили и в XIX веке этим московским бытом... в глубине народных масс он сохранился до самой революции".
Одно дворянство жило уже близким к европейскому бытом, но... национальный характер – категория гораздо более консервативная, чем быт, мировоззрение даже дворянского сословия в ХIХ веке тоже во многом оставалось "московским". Поэтому, хотя в первоначальном славянофильстве сохранялись еще некоторые заимствованные на Западе либеральные веяния, позднее, пишет Федотов, "...пустив корни в России, славянофильство скоро утратило либеральное содержание. Когда же оно победило и взошло на трон в лице Александра III (с Победоносцевым), оно оказалось реакционным тупиком в явно московском направлении".
Как-то так получалось, что какую сторону мировоззрения или уклада жизни не возьми, в европейском обществе она способствовала большей свободе человека, а в русском – наоборот.
Возьмем, казалось бы, чисто церковную проблему филиокве. Этот термин, принятый в католичестве, означает, что Святой дух может исходить как от Бога-Отца, так и от Сына. А в православной Византии и затем на Руси этот непорядок в божественной субординации с гневом отвергли, считая, что Святой дух может исходить исключительно от Бога-Отца. Есть соблазн трактовать это различие так, что поэтому в Византии и в России всегда царило единовластие, а в Европе на определенном этапе стала возможной более демократическая система правления, включавшая в себя сдержки и противовесы.
Другой пример. В одной из статей цикла мы сообщали, что славянофилы в ХIХ веке гордились сельской общиной, считая ее атрибутом уклада жизни древних славян, который обязательно надо сохранить. А их политические антиподы западники тоже горячо выступали за ее сохранение, но уже по той причине, что эта община станет основой будущего социалистического общества.
В реальности сельская община в свое время существовала в разных странах. Но в европейских странах она уже давненько отмерла, и независимые сельские хозяйства создали условия для возникновения капиталистических отношений на селе. А в России сельская община – предмет гордости для одних и надежды для других – оставалась незыблемой до начала ХХ века, когда ее потревожил Столыпин, да и то ненадолго. А скоро ей на смену пришел сталинский колхоз.
При подготовке реформы 1861 года не без влияния славянофилов было принято решение о передаче земли общинам, а не непосредственно крестьянам. Известный дореволюционный исследователь русского крестьянского права К. Зайцев писал о том, что именно это неудачное решение "свалило Россию". Оно не просто свалило страну. Этим решением под Россию была заложена бомба замедленного действия, причем еще и многократного действия. Бомба эта, на которую можно было наклеить этикетку "нерешенность аграрного вопроса", взрывалась революциями 1905 и 1917 годов, сталинской коллективизацией начала 1930-х годов. Сельское хозяйство оставалось ахиллесовой пятой советской власти все годы ее существования, пока в 1991 году взрыв той же бомбы не разнес эту власть в щепки: ей стало совсем нечем кормить города.
Но не будем во всем обвинять славянофилов А что же происходило в лагере их противников – "западников", или революционных демократов? Обратимся снова к Федотову: "60-е годы, сделавшие так много для раскрепощения России, нанесли политическому освободительному движению тяжелый удар. Они направили значительную, и самую энергичную часть его – все революционное движение, – по антилиберальному руслу.
Разночинцы, которые начинают вливаться широкой волной в дворянскую интеллигенцию, не находят политическую свободу достаточно привлекательным идеалом. Они желают революции, которая немедленно осуществила бы в России всеобщее равенство – хотя бы ценой уничтожения привилегированных классов... Народничество 60-70-х годов считает даже вредной конституцию в России как укрепляющую позиции буржуазных классов... Конечно, и здесь сказалось все то же московское наследие".
На этот счет у нас есть очень ценный свидетель, который наблюдал всю эту картину лично. Федор Достоевский в июне 1873 года записал в своем "Дневнике писателя": "Именно самые ярые-то западники наши,.. и становились в то же время отрицателями Европы, становились в ряды крайне левой... И что же: вышло так, что тем самым сами и обозначили себя самыми ревностными русскими, борцами за Русь и русский дух...
Белинский, например, страстно увлекавшийся по натуре своей человек, примкнул, чуть не из первых русских, прямо к европейским социалистам, отрицавшим уже весь порядок европейской цивилизации, а между тем у нас, в русской литературе, воевал с славянофилами до конца, по-видимому, за совсем противуположное. Как удивился бы он, если б те же славянофилы сказали ему тогда, что он-то и есть самый крайний боец за русскую правду, за русскую особь, за русское начало, именно за все то, что он отрицал в России для Европы, считал басней, мало того: если б доказали ему, что в некотором смысле он-то и есть по-настоящему консерватор – и именно потому, что в Европе он социалист и революционер? Да и в самом деле оно ведь почти так и было".
Писатель с гениальной прозорливостью заметил, что не только славянофилы (к которым он и сам относился), но и русские "западники", по существу, являются "отрицателями Европы", то есть антизападниками. В самом деле, хотя социалистические течения получили в Европе середины ХIХ века заметное развитие, и кое-кто даже утверждал, что уже и "призрак коммунизма бродит по Европе", главный вектор движения Европы (Запада) указывал на капитализм и либерализм. А российские "западники" умудрились в той же Европе, как собаки блох, набраться исключительно крайне левых идей.
Федор Михайлович не случайно увидел в приверженности "западников" крайне левым идеям проявление "русского духа" или, как сказал бы Федотов, "московского духа". Социализм "отрицает весь порядок европейской цивилизации", так ведь "и русский, московский дух" этот европейский (буржуазный, либеральный) порядок на дух не выносит.
Выходит, оба крайних течения русской мысли середины ХIХ века, хотя и заимствовали свои идеи на Западе, из всего разнообразия идей, имевших хождение на "рынке" Европы, выбрали те, которые более отвечали "русскому духу", и этим "духом" их напитали.
Французский историк и социолог Жак Ревель считал: "В мире была всего одна революция – это переход от примата общинного, коллективистского сознания к приоритету индивидуального, частного". Общества первого типа, основанные на общинности, коллективизме, подчинении всех его членов вожаку (вождю племени, царю, королю, императору) есть общества традиционные. Самодержавно-феодальная Россия относилась к обществам этого типа. К ним, как не трудно понять, относится и социалистическое общество. Русские "западники", или революционные демократы, были такие прогрессивные-прогрессивные, но они тоже были пропитаны "московским" духом, духом традиционного общества, и потому ухватились за социализм, с виду весьма прогрессивный, а на деле представляющий собой реинкарнацию все того же традиционного общества.
Привычка, стремление к свободе воспитываются жизнью в свободном обществе. Русские (великороссы) никогда в свободном обществе не жили, потому к политической свободе и не стремились.
В историческом плане на Россию отрицательно повлияли более чем двухсотлетнее татаро-монгольское иго и затем идеологическая зависимость от православной Византии.
Но и ее географическое положение не лучшим образом повлияло на политическое самосознание России. Когда в конце ХVI века началась колониальная эпоха, в Европе уже существовала система независимых государств, каждое из которых могло в лучшем случае откусить у соседей какие-то крохи территории. А всерьез разжиться площадью и подневольным населением можно было за океанами. Благо, этому способствовали географические открытия.
А когда в ХХ веке по разным причинам пришел конец колониальной эпохе, населению стран-метрополий расставанию с захваченными территориями облегчало сознание того, что они владели чужой землей.
У "дорогих россиян" этого чувства не было и нет. Россия, начиная с того же конца ХVI века, расширялась, главным образом, на восток, за Урал. По климатическим условиям (не зря здесь, в районе Верхоянска, находится полюс холода планеты) средние широты Азии были слабо заселены.
В свое время это позволило Чингиз-хану создать костяк своей империи. А в конце ХVI века Ермак с несколькими сотнями казаков начал завоевание Сибири для России. Спросите сейчас у любого русского, какие народы тогда жили в Западной Сибири. Никто не скажет. Да там народов в те времена, видимо, и не было – так, племена. Российские завоеватели входили в Сибирь как нож в масло. За менее чем два века Россия присоединила к себе всю территорию Азии севернее Китая и по инерции даже прихватила Аляску, которую потом по дешевке продала США.
Поскольку вся эта огромная территория не отделена никакими океанами от собственно России, и, к тому же, на ней неизвестно, кто раньше жил, русские считают ее исконно своей, распространяя эти чувства на завоеванные вполне обжитые другими народами земли в Средней Азии, на Кавказе и на западных окраинах России – Прибалтику, Белоруссию, Украину, Молдавию.
"Патриотическая" тоска россиян по "утерянным" землям помогает путинскому режиму держать свой народ в нищете и бесправии.
Дошло до того, что 21 января 2016 г. Путин на заседании президентского Совета по науке и образованию обвинил самого Ленина в том, что он "заложили атомную бомбу под здание, которое называется Россией, она и рванула потом".
Он имел ввиду право советских республик на выход из Союза, заложенное в Конституцию СССР от 1924 г. Ну, мы уже давно знаем, что распад СССР стал самой большой катастрофой всей истории человечества.
Все бывшие империи, даже такие небольшие как Югославия или Португалия, распались. Только Российская империя отказывается от этого и даже больше – пытается любыми путями, не исключая прямой агрессии, в той или иной форме восстановить свои размеры.
Это без всякого сомнения плохо кончится для нее. Но нельзя исключить, что это может плохо кончиться для всего человечества.
Русские считают свою страну Великой уже потому, что она самая большая в мире по территории. Ранее занимала одну шестую часть суши, но еще и теперь – одну седьмую.
Может быть, благом для самих русских и для всего мира стало бы дальнейшее раздробление России, только бескровное?
Потенциал для этого, в принципе, имеется: Северный Кавказ, Татарстан, Башкирия и даже Сибирь. Но тогда может возрасти угроза со стороны Китая.
Россия гневается на то, что НАТО приближается к ее границам. Но это не НАТО приближается к России, а ее бывшие вассалы от нее бегут.
Самым лучшим решением могло бы стать вхождение самой России в НАТО. Еще Мадлен Олбрайт, бывшая тогда госсекретарем США, говорила об этом Ельцину. Но разве Россия, представляющая по словам ее нынешнего президента отдельную цивилизацию, может стать одной из...
Отдельная цивилизация или нет, но в любом случае для начала хорошо бы России стать просто цивилизованной по современным понятиям страной...
* * *
Уважаемые читатели!
Вы ознакомились с циклом статей о Русской революции. Цикл этот написан по материалам вышедшего в 2009 г. в Киеве моего двухтомника под заголовком "Евреи и „Советский проект“". В заключительных главах цикла использованы также материалы из другого моего двухтомника, вышедшего тоже в Киеве в 2013 – 2014 гг. "Две тысячи лет вместе" и подзаголовком "История преследований евреев".
По вопросам приобретения обоих изданий можно обращаться в редакцию газеты "Рубеж" (Нюрнберг), тел. 0049 – 911 – 431 27 05. E-Mail: reise.meridian@googlemail.com.
Автор также был бы заинтересован в издании этих двухтомников в России. Возможно, кого-то из российских издателей заинтересуют эти труды?
